Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Глава XVII
Без вести пропавший
В один из последних дней своего пребывания в Лондоне мистер Доррит одевался у себя в комнате, собираясь на смотр к мажордому (жертвы последнего всегда одевались именно для него и ни для кого другого). В это время ему подали карточку. Мистер Доррит взял ее и прочел: «М-сс Финчинг».
Слуга, принесший карточку, почтительно молчал, ожидая приказаний.
– Послушайте, любезнейший, – сказал мистер Доррит, оборотясь к нему в досадливом недоумении, – зачем вы мне это принесли? Я первый раз слышу эту нелепую фамилию. Финчинг, сэр? – грозно повторил мистер Доррит, быть может стремясь выместить на слуге те чувства, которые ему внушал мажордом мистера Мердла. – Что это за Финчинг? Кха! Вы что, шутки со мной шутить желаете?
Любезнейший, судя по всему, отнюдь не испытывал такого желания. Он робко попятился под суровым взором мистера Доррита и пролепетал: «Это дама, сэр».
– Не знаю такой дамы, сэр, – сказал мистер Доррит. – Уберите карточку. Не знаю никаких Финчингов, ни женского, ни мужского пола.
– Прошу извинить, сэр. Дама так и предполагала, что вам неизвестна ее фамилия. Но она просила передать, что имела удовольствие знать мисс Доррит. Младшую мисс Доррит, сэр, – так она сказала.
Мистер Доррит нахмурил брови и после минутного колебания сказал: «Просите миссис Финчинг пожаловать», с таким ударением на фамилии Финчинг, как будто злосчастный слуга был лично повинен в ее неблагозвучии.
Он успел рассудить, что, если отказать посетительнице в приеме, она может невзначай упомянуть внизу о той поре его жизни, которую он предпочитал скрывать. Вот отчего он пошел на уступки, и вот отчего минуту спустя любезнейший, отворив дверь, впустил в комнату Флору.
– Я, кажется, не имею чести, сударыня, – начал мистер Доррит, держа в руке карточку с таким видом, который ясно показывал, что он не склонен ценить эту честь очень высоко, – я, кажется, не имею чести быть с вами знакомым, ни лично, ни хотя бы по имени. Кресло даме, сэр!
Провинившийся слуга, вздрогнув, поспешил исполнить приказание и на цыпочках выбрался из комнаты. Флора, с девичьей застенчивостью подняв вуаль, открыла рот, чтобы представиться подробнее. В ту же секунду по комнате разнеслось какое-то странное смешанное благоухание, словно в склянку с лавандовой водой по ошибке налили джину или в бутылку с джином по ошибке налили лавандовой воды.
– Тысячу раз прошу мистера Доррита извинить меня, и то еще мало за такое бесцеремонное вторжение, представляю, как это должно показаться рискованно со стороны дамы, да еще одной, без провожатых, но я решила, что как это ни затруднительно и даже неловко, а все-таки будет лучше, хотя, разумеется, тетушка мистера Ф. с удовольствием бы мне сопутствовала, и несомненно произвела бы на вас впечатление силой своего ума и характера, тем более вам столько пришлось испытать превратностей судьбы, а этим приобретается жизненный опыт, вот и мистер Ф. всегда говорил, хоть он и получил хорошее образование, недалеко от Блекхита, целых восемьдесят гиней в год, немалые деньги для родителей, да еще и со своим прибором, который потом обратно не выдается, дело тут не в цене, но надо же иметь совесть, вот он и говорил, что когда стал ездить коммивояжером по продаже чего-то такого, на что никто и смотреть не хотел, а не то что покупать, условия, правда, самые выгодные, но это все было еще задолго до виноторговли, так по его словам за первый год он большему выучился, чем за все шесть лет в этом своем блекхитском заведении, даром что тамошний директор вышел из Оксфорда, хотя раз уж он оттуда вышел, так что толку говорить об этом, я признаться не понимаю, но простите, я, кажется, немножко отвлеклась.
Мистер Доррит, словно вросши в ковер, являл собою нечто вроде статуи Изумления.
– Вы не подумайте, я ни на что не претендую, – продолжала Флора, – просто я хорошо знала милую крошку, впрочем в ее нынешнем положении это можно счесть за неуместную фамильярность, но, поверьте, я далека от подобной мысли, да и полкроны в день не бог весть какая щедрая плата при таких золотых пальчиках, скорей напротив, а унизительного тут ничего нет, разумеется, нет, всякий труд своих денег стоит, и что до меня, так я от души хотела бы, чтобы те, кто трудится, получали этих денег побольше, и почаще бы ели мясо, и не маялись бы, бедняги, ревматизмом в спине и в ногах.
– Сударыня, – с усилием выговорил мистер Доррит, воспользовавшись мгновением, когда неутешная вдова мистера Финчинга остановилась, чтобы перевести дух, – сударыня, – повторил он, покраснев до корней волос, – если я вас правильно понял, вы намекаете на какое-то – кха – какие-то давнишние обстоятельства в жизни одной из моих дочерей, связанные с – кхм – поденной платой. Прошу вас иметь в виду, сударыня, что этот факт, если – кха – это действительно факт, мне совершенно не был известен. Кхм. Я бы никогда ничего подобного не допустил. Кха. Ни в коем случае!
– Не стоит больше говорить об этом, – возразила Флора, – если я и завела разговор, так только в надежде, что он мне заменит рекомендательное письмо к вам, но насчет того, факт или не факт, так вы не беспокойтесь, доказательством вот это платье, которое и сейчас на мне, взгляните, какая отличная работа, хотя, конечно, фасон бы выиграл на более стройной фигуре, я чересчур уж полна, но просто ума не приложу, что мне делать, чтобы похудеть, ах простите, опять я не о том.
Мистер Доррит, как манекен, отступил на шаг и сел в кресло, а Флора подкупающе улыбнулась ему и, вертя в руках зонтик, понеслась дальше.
– Я бы никогда не отважилась, – говорила Флора, – но ведь это в моем доме, или во всяком случае в папашином доме, он правда не куплен, но взят в долгосрочную аренду, и за номинальную плату, так что это все равно, милая крошка
